Відмінності між версіями «ЖАРТІВЛИВА ІСТОРІЯ»

Версія за 22:59, 24 жовтня 2011

РЕШЕТО ЭРАТОСФЕНА Фило пошел на кухню, позвякал там посудой и через некоторое время вернулся, неся на подносе два чайника, эмалированный и фарфоровый, покрытый вчетверо сложенной салфеткой. — Люблю чай, — сказал он, внося поднос в комнату и ставя его на веселую красную табуретку. — А вы? Мате, успевший уже водворить свои вещи на место, неопределенно пожал плечами. — По лицу вижу, что равнодушны, — заключил Фило, — значит, не пробовали чая моей заварки. Они сели за небольшой, аккуратно сервированный стол. Пенелопа и Клеопатра, которые сразу позабыли о своей провинности, умильно мурлыкая, терлись о ноги хозяина. Тот поставил перед ними на полу тарелку с мелко нарезанной колбасой, и кошки принялись за еду, деликатно подхватывая розовые кусочки свежими, как лепестки, язычками. Осторожно наклоняя чайник, Фило наполнил стаканы дымящейся, золотисто-коричневой жидкостью. — Вот как надо разливать чай! Ни одной чаинки в стакане. И заметьте: без помощи этого вашего пресловутого ситечка. — Что еще за ситечко? — Уж конечно не то, которое стащил Остап Бендер у вдовы Грицацуевой! Я имею в виду решето Эратосфена, которым вы клянетесь по всякому поводу. Кстати, давно хотел спросить, кто такой Эратосфен? — Так вот вы о чем! — расхохотался Мате. — С вашего разрешения, Эратосфен Киренский — древнегреческий математик, живший примерно в третьем веке до нашей эры. — Полно меня разыгрывать, — подмигнул Фило, — был бы Эратосфен математиком, не ходил бы он с ситом. — Не с ситом, а с решетом.

— Какая разница! И то и другое — прибор для процеживания и просеивания. А что может просеивать математик? Не числа же, в самом деле! — Отчего же! — возразил Мате, с наслаждением прихлебывая ароматный напиток. — Человек, просеивающий числа, никогда без работы не останется. Ведь чисел бесконечное множество! — Допустим. Но какой смысл их просеивать? — Надеюсь, вы все-таки не думаете, что Эратосфен просеивал числа сквозь обычное решето. Решетом Эратосфена называется придуманный им способ отыскивать среди натуральных чисел простые, то есть такие, которые делятся только на самих себя и на единицу. Отодвинув подстаканник, Мате полез в карман, и на сцену снова выплыл хорошо знакомый Фило блокнот. — Вот вам натуральный ряд чисел: 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30… — А единица где? — Единица не в счет. Итак, зачеркнем в этом ряду каждое второе число после 2 — иначе говоря, все четные числа, которые, естественно, простыми быть не могут, так как делятся на два. Что выпало? — Четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать… — Итак далее, — прервал Мате. — Теперь вычеркнем каждое третье число после тройки. — Ой! — сказал Фило озадаченно. — Шестерка уже вычеркнута. — Не беда, вычеркнем еще раз. Итак, вычеркиваем. 6, 9, 12, 15, 18, 21, 24, 27, 30… Теперь посмотрим, какое невычеркнутое число стоит после тройки. — Пять. — Превосходно. Зачеркнем каждое пятое число после пяти. Это 10, 15, 20, 25, 30. Далее возьмем следующее после пятерки невычеркнутое число семь… — Знаю, знаю! — догадался Фило. — Зачеркнем каждое седьмое число после семерки. Это 14, 21, 28. Потом зачеркнем каждое одиннадцатое число после 11, каждое тринадцатое после 13, каждое семнадцатое после 17, девятнадцатое после 19, двадцать третье после 23… — Уймитесь, — остановил его Мате. — Наш ряд уже кончился! — Ну и что же! — горячился Фило. — Да будет вам известно, что числам нет конца. Мате шутовски расшаркался. — Благодарю за новость. Давно ли вы узнали это от меня, и вот уже я узнаю это от вас. Ну да ладно! Назовите-ка числа, оставшиеся незачеркнутыми. — Два, три, пять, семь, одиннадцать, тринадцать, семнадцать, девятнадцать, двадцать три, двадцать девять, — перечислил Фило. — Вот вам и первые простые числа. — А последние какие? — Никакие, разумеется. По той причине, что простым числам, так же как натуральным, конца нет. — И вы беретесь это доказать? — Зачем же доказывать то, что давным-давно доказал Эвклид? Другое дело, если вы спросите, какое наибольшее простое число известно на сегодняшний день… — В самом деле, какое? — заинтересовался Фило. — Два в степени девятнадцать тысяч девятьсот тридцать семь минус единица. Это сокращенно! А чтобы изобразить его полностью, нужно шесть тысяч две цифры. Фило язвительно захихикал. Вот так простое число! Его надо на телеграфной ленте записывать. — И все же оно не перестает от этого быть простым. Что действительно непросто, так это найти закон, по которому простые числа распределяются среди натуральных. — Как? — удивился Фило. — Разве он до сих пор не известен? — Был бы известен, не приходилось бы людям мучить машины в поисках очередного простого числа. Впрочем, выдающийся русский математик Пафнутий Львович Чебышев нашел способ, позволяющий приближенно установить, сколько простых чисел заключено на определенном отрезке натурального ряда. Но это уж разговор не для вас, — поспешно прервал себя Мате, заметив, что Фило приготовился к новому вопросу. — Кстати, знаете вы, что было время, когда способ Эратосфена напоминал решето не только в переносном, но и в прямом смысле? — Не знаю, но если вы будете столь любезны… — Буду, буду, — великодушно заверил Мате. — Эратосфен писал числа на дощечке, покрытой слоем воска. При этом составные числа он не зачеркивал, а протыкал острой палочкой. И вскоре дощечка и впрямь начинала походить на решето. — Вероятно, решето все-таки не единственное изобретение Эратосфена? — тактично полюбопытствовал Фило. Вместо ответа Мате вышел в прихожую, порылся в рюкзаке и принес какой-то странный прибор. Осмотрев его, Фило высказал предположение, что Эратосфен питал пристрастие к домашнему хозяйству: сперва изобрел решето, потом — подставку для чайника. Он приподнял чайник, обнажив лежащую под ним складную металлическую гармошку. Мате подтвердил, что некоторое сходство действительно имеется, но весь фокус в том, что с помощью прибора Эратосфена решалась одна из знаменитых задач древности, тогда как подставка на это решительно не способна. — Любезный Дон-Кихот, — вкрадчиво попросил Фило, — просветите вашего верного Санчо. О каких знаменитых задачах речь? Мате посмотрел на друга с досадой и в то же время с тайной гордостью. Право же, любопытство его становится угрожающим! — А кто выпустил джинна из бутылки? — парировал Фило. — Не вы ли? Вот и расхлебывайте. Мате махнул рукой. — Так и быть! С таким чаем расхлебывать не страшно. — Ага! — просиял Фило. — Я знал, что против моего чая вы не устоите!